Замполит покорно опустился на стул. Он понимал, что его переиграли по всем статьям.
А вот чего он не знал, так это того, что Кобзеву хотелось выть в голос. Привыкший быть хозяином положения, гэбист сейчас только казался таковым. На самом деле выбора у него не было. Если не разрешить солдатам ходить в увольнительные в деревню, они станут, как и прежде, отправляться в самоволки. Но так или иначе, а ничего хорошего от постоянного общения советских бойцов с местными Кобзев не ждал. Ну ничего. Завтра бхаалейновцы должны вернуть наконец своего пленника. Это окажет на моральный дух солдат самое благоприятное воздействие.
– Здравствуй, демон. – Моренис просунула голову в полуоткрытую дверь и критически оглядела красного, как рак, голого Толю Громова. – Нет, в дружину Бхаалейна тебя бы не взяли.
Толя беспомощно пожал плечами, пытаясь натянуть штаны, не теряя при этом остатков достоинства. Он уже привык, что в его комнату – для камеры каморка на третьем этаже башни была недостаточно сырой и мрачной – без спросу заглядывают посторонние люди: кто придет поглядеть на демона в клетке, кому-то позарез приспичит спросить его о чем-то. Но это были, как правило, мужчины, и о своем приближении они обычно оповещали топотом шагов на лестнице и бряцанием оружия. Моренис ходила бесшумно, как кошка, и выбирала для появления самые неподходящие моменты.
– Почему не взяли? – поинтересовался он, наперед зная ответ.
– Хлипок, – отрубила целительница. – Тауторикс не заходил?
– Заходил, – кивнул пленник.
Он уже знал, что Тауториксом зовут командира замковой дружины, похожего на Илью Муромца в преклонных годах.
– Тогда ладно, – целительница дернулась было обратно, но передумала. – Ничего не сказал?
– Нет, – покачал головой Толя.
После того как провидец обучил его местному языку, обитатели замка стали меньше чуждаться пленного демона, но вести с ним дружеские беседы по-прежнему были не расположены. Поболтать с ним соглашалась только Моренис, когда у нее выдавалось свободное время.
– Тогда я скажу. – Колдунья решительно ступила через порог. – Да одень ты порты! Стоит, как аист…
Толя покраснел еще пуще и, отвернувшись, поспешно натянул изрядно замызганные штаны.
– Отпускают тебя, – сообщила Моренис просто. Толя присел на койку.
– Как?..
– А вот так. – Целительница пожала плечами. – Владетель решил показать свою щедрость и не взял с вашего воеводы виру. Хотя стоило бы. Так что завтра утром тебя передадут с рук на руки этому… Степану ит-Кирею.
Толя не сразу понял, что она говорит о майоре Кобзеве. Майоре КГБ.
– А… потом что? – спросил он, с трудом ворочая одеревеневшим языком.
– Это уже ему решать, – развела Моренис руками. – Не знаю, как у вас, демонов, принято. У нас пленных дружинников попрекать не принято, даже если за них вира большая плачена. Вот если переметнулся пленник, тогда его старые товарищи добрым словом не помянут… да и то – смотря какому владетелю служат.
– Это как – переметнулся? Изменил, что ли?
– Ну как «переметнулся»? – удивилась Моренис. – Под руку другому владетелю пошел. Вот Тауторикс, я слышала, дружин пять сменил, прежде чем осел у Бхаалейна – щедрый здесь владетель и добрый, хотя по повадке и не скажешь. Среди наймитов такое случается сплошь и рядом… А что, у вас нет?
Толя покачал головой. Он всего пару раз сталкивался в лагере с Кобзевым и теперь, пытаясь вспомнить, как тот выглядел, видел только холодные, колючие глаза неопределенного цвета. В памяти, как назло, всплывало что-то маресьевски-гастелловское – «Умри, но врагу не дайся!» и тому подобное. Что же о нем скажут ребята, когда он вернется? И что спросит этот лютоглазый гэбист? «А вы, гражданин, когда продались эвейнским помещикам? Почему вас пощадили – одного из всех? Давно держите связь со своими сообщниками?»
– Э-э, да тебя трясет! – Целительница порывисто потянулась к пленнику, коснулась его нагого плеча, усмиряя суматошное биение сердца, ослабляя натяжение того, что лекари Эвейна называли «холодной сетью», а медики Земли – парасимпатической системой. – Чего ты боишься, демон? – спросила она, вглядываясь в застывшее лицо юноши. – От тебя шарахается все владение Бхаалейн, а ты боишься?
– Я… боюсь возвращаться, – прошептал Толя. И заплакал.
Если бы Моренис тау-Эпонракс могла читать мысли, она посмеялась бы над нелепыми выдумками впечатлительного ши. Но это был не ее дар. Испуг политически грамотного Толи она приняла за признак реальной угрозы. А клятва целителей требовала от нее помочь больному.
– Тогда не возвращайся, – предложила она и сама поняла, что ляпнула что-то не то.
Сердце Толи Громова, только что успокоившееся, опять пустилось в галоп. Он открыл рот, пытаясь ответить, но судорога скрутила его лицо, смяв жуткой плаксивой гримасой.
Моренис провела ладонью по его щекам, расслабляя мимические мышцы. Пальцы ее намокли от чужих слез.
– Бедняга, – прошептала она. – Ты боишься вернуться к своим, и боишься остаться, и боишься решить, чего ты боишься больше. Но… – Целительница вздохнула. – Даже если всю жизнь прожил в страхе, рано или поздно наступает миг, когда нельзя больше бояться.
Она помолчала секунду и вышла, беззвучно притворив за собой дверь.
Солнце опять сияло. Ярко-ярко. Майор Кобзев даже задумался, как получается, что погода в здешних краях стоит неизменно хорошая. Дожди идут ровно столько, сколько нужно полям, а все остальное время небо радует глаз аквамариновой глубиной, и только редкие тучки проползают по нему из края в край, чаруя причудливыми формами. Вот и сейчас над замком Бхаалейн висело облако, похожее на звезду – правда, скорее морскую, потому что лучи ее изгибались под самыми разными углами. Но гэбист все равно решил считать это хорошим знаком.