– Да, – подтвердил полковник. – По крайней мере, никаких данных про таковых у нас нет.
– А этот, второй… – Определенно процесс выговаривания стоил типу из АНБ каких-то совершенно неимоверных усилий, подумал полковник. Ему бы стоило продавать свои слова поштучно, по пять баксов за слово. Впрочем, возможно, именно этим он и занимается.
– …Крис.
– Капрал Кристофер Рид, – расшифровал майор.
Когда рев моторов «геркулеса» плавно перешел в убаюкивающий монотонный гул, капрал Корпуса морской пехоты США Кристофер Рид откинулся на жесткую спинку сиденья и закрыл глаза.
Спать ему не хотелось. Просто он вдруг отчетливо увидел далекую аризонскую степь, долговязого мальчишку с «марлином» 22-го калибра, пляшущее в прицеле крохотное пятнышко суслика…
…И то неповторимое, пьянящее чувство, когда он плавно надавил на спуск, уже зная, что не промахнется.
Он вспомнил, как бежал – нет, летел, ноги словно не касались земли – все двести семьдесят ярдов, как недоуменно смотрел на крохотное, жалкое тельце зверька, а потом – жар, духота и подошедший следом отец недоуменно смотрел на него, ползавшего среди остатков собственного завтрака.
– Понимаешь, пап… суслик… ну, ведь это нечестно. Он ничего мне не сделал, он просто стоял себе на солнышке, такой маленький, а я… ведь у него не было ни одного шанса!
– Ну да, – улыбнулся отец. – Вот если бы у него был револьвер, и у тебя был револьвер, и вы стояли бы на пыльной, залитой солнцем улице…
– Нет, пап. Но суслик… он же был ни в чем не виноват. Вот если бы это был койот, который напал на кур дяди Слима…
– Или рыжий Билл, который трепал тебя в школе на прошлой неделе.
– Да! – запальчиво отозвался Крис, а потом представил себе рыжего Билла, лежащего так же, как суслик, – в нелепой, вывороченной позе, с остекленевшими, сохнущими глазами.
– Нет!
Но что-то в нем дрогнуло от этой сцены, мелькнула какая-то потаенная мысль, которую он тут же прогнал. Мысль о том, что теперь он знает – стоит ему захотеть, всего лишь очень захотеть, и здоровяк Билл, так лихо таскавший его за воротник… Стоит всего лишь плавно потянуть за спуск.
Конечно, Билл не заслужил такого наказания. Но, с другой стороны, суслик заслужил его еще меньше.
– Пап! – Голос Криса предательски дрогнул. – А, пап. Давай похороним суслика.
– Давай, – серьезно кивнул отец.
Вторую пулю из своей новенькой винтовки Крис выпустил в темнеющее аризонское небо, салютуя первому убитому им врагу.
– Ну вот… – Отцовская ладонь мягко опустилась ему на плечо. – А завтра мы насобираем пивных банок за домом дяди Слима.
– Пап, – обернулся Крис. – Сейчас ведь лунные ночи, да? А как ты думаешь, койот, который загрыз дядиных кур, он как подбирается к курятнику?
Негритенок сверкнул белозубой улыбкой и, повернувшись, бросился бежать.
– Стой!!!
Быстро-быстро ходят вверх-вниз худые лопатки.
– Сто-о-ой!
Черт, как он уже далеко, метров тридцать, только пятки сверкают, кто-то из кубинцев хватает за руку и тут же летит кубарем, но на это уходят драгоценные секунды…
Вспышки почти не видно, только столб серой пыли ударяет вверх, а когда он опадает, становится видно крохотное скорчившееся тельце. И звон в ушах. Мерзкий, надоедливый звон.
– Вяземский слушает.
– Товарищ полковник. – Голос дежурного был какой-то странный. Мнущийся, что ли. – Вам приказано срочно явиться в штаб.
Полковник покосился на лежащие на тумбочке часы.
– Что, прямо сейчас?
Два часа пополуночи. Тиха украинская ночь, чтоб ее…
– Так точно, товарищ полковник. Машина уже вышла.
Полковник вздохнул.
– Через семь минут выйду, – сказал он и, не глядя бросив трубку, откинулся на подушку.
Потолок был с трещиной, рисунком напоминавшей пальму.
– Добрый день, товарищ полковник.
– Здравия же… то есть здравствуйте. – После четырехчасового перелета Вяземский даже не сразу сообразил, что на сидящем за столом человеке нет не только погон, но и каких-либо других атрибутов военной формы.
– Присаживайтесь, пожалуйста. Чай, кофе?
– Кофе, если можно, – выдавил полковник. Сидящий за столом прижал кнопку селектора, немедленно отреагировавшего противным хрипом.
– Нин, сделай нам, пожалуйста, два кофе… Вам сахар, сливки?
Вяземский мотнул головой.
– Просто два кофе, – закончил штатский, посмотрел на полковника, покачал головой и добавил: – И пару пирожных.
– Извините, а не подскажете заодно, где у вас тут… уборная? – спросил полковник. – Я прямо с аэродрома, на транспортниках, знаете ли, с удобствами туго, а встречающим было, похоже, приказано передать меня с рук на руки.
– Вечно у нас так – все, что не нужно, исполняют от и до, – вздохнул штатский. – А что нужно… Направо в конце коридора.
Через несколько минут Вяземский, запив горячим кофе последний кусочек пирожного, пришел к выводу, что счастье в жизни все-таки есть. И полному его наступлению мешало лишь существование сидящего напротив субъекта. Мешало, впрочем, не сильно.
– Ну вот, – округленько вымолвил штатский, проследив, как Вяземский аккуратно ставит беленькую чашку на столь же белоснежную скатерть. – Теперь, думаю, вы в состоянии воспринимать окружающую реальность более адекватно.
Господи, где он слов-то таких нахватался, подумал полковник. У него же на лбу четыре класса образования и школа партактива… или КГБ? Диссидентов, что ли, курировал?
– Я – майор Комитета госбезопасности Кобзев. Степан Киреевич.
«Имя-то какое редкое», – отметил про себя полковник.