Серебро и свинец - Страница 158


К оглавлению

158

– В таком случае, – промолвил император, и Дартеникс про себя подивился, насколько внушительно еще звучит голос старика, – мне не остается ничего иного, как исполнить просьбу верного владетеля Бхаалейна и отправить ему в помощь моего племянника Ратвира ат-Лориса, а с ним – дружину дома Конне под рукой воеводы Неаракса, и, – он помолчал миг, как бы прикидывая, – наймитов-чародеев, сколько сочтет нужным.

– Благодарю, дядя. – Ратвир поклонился несколько глубже, чем прежде.

Император благосклонно кивнул.

«Убогие интриги? – мысленно бросил Дартеникс своему воспитаннику. – Тогда помогите мне дии, если тебе в голову взбредет взяться за это дело всерьез!»

«Да ну, дядя! – До советника долетело нечто сходное с небрежным пожатием плечами. – Это было так просто!».

«Тебе еще многому предстоит научиться, – серьезно ответил Дартеникс. – Не так важна красота рукояти, как крепость клинка».


* * *

– А я настаиваю и требую, чтобы перебежчики были выданы советским властям! – рявкнул Кобзев и сам сморщился.

Не надо было говорить «требую». Владетель Бхаалейн воспринимал это слово совершенно неадекватно… Но передумывать поздно. Шойфет, чтоб его холера взяла, переводил все сказанное мгновенно и до отвращения точно.

Майора внутренне передернуло. После дезертирства Окана и Сошникова он остался с одним-разъединственным официальным переводчиком. Еще было несколько рядовых, изучавших язык самостоятельно во время отлучек в деревню и уже болтавших с пятого на десятое, но доверять им мало-мальски важные переговоры Кобзев не рискнул бы, а подсовывать бхаалейновским телепатам все новые жертвы – тем более. Тот факт, что оба спецназовца, которым владение эвейнским вложил чародей, вскоре дезертировали, наполняло душу гэбиста глубоким подозрением. Оставался еще Визенфил… но ему доверия быть не могло тем более, а кроме того, на телепата-недоучку у гэбиста были совсем другие виды.

Вообще же Кобзев себя чувствовал прескверно. С каждым днем земля уходила у него из-под ног – по волоску, по крохе, но опора терялась, и поделать с этим хоть что-нибудь было невозможно. Каждый день при проверке в лагере недосчитывались одного-двух солдат. Бубенчиков попытался было отменить все увольнительные, и на следующий день дезертиров оказалось семеро. Гэбисту казалось, будто его затягивает в воронку, в Мальстрем решений, каждое из которых в отдельности было обоснованным и даже в свое время правильным, но в сочетании они вели к неминуемой катастрофе. Если бы он не отпустил тогда перебежчика Громова… пришлось бы воевать. Если бы не разрешил увольнительные… дисциплина пострадала бы еще сильней.

Но бегство Топорова стало последней каплей. Покуда дезертирство затрагивало только рядовой состав, с ним можно было… нет, не мириться, но хотя бы делать вид, что ничего особенного не происходит. Но пропадающие офицеры – это уже ЧП, которого не скроешь под зеленым сукном на генеральских столах. Обиднее всего было, что исчезновение лейтенанта поначалу даже не было никем замечено. А когда сообразили наконец, что случилось, беглеца уже видели вместе с неизвестной женщиной где-то на западной окраине владения, и догнать его не было никакой возможности.

Вдобавок испортилась погода. Именно сегодня, как назло. С момента закладки базы эвейнские небеса баловали здешних крестьян ярким солнцем и регулярными, в меру обильными дождями. Середины не было – или в небо не глянуть от блеска, или тучи закроют все от горизонта до горизонта. Сегодня же высоко над полем висела мутная хмарь, скрывающая дневное светило, но ревниво берегущая в себе каждую каплю влаги. В такую погоду хорошо воевать, понял гэбист. Может быть, здешние колдуны приспособились и на климат влиять? И Бхаалейн таким образом дает понять, что его терпение на исходе? Владетель спешился. Кобзев отступил на шаг. Обычно Рахтаварин ит-Таварин не снисходил до разговора лицом к лицу, и гэбист начал подзабывать, насколько могуч был феодал.

– Ты, верно, забыл, ши, – не в твоем праве чего бы то ни было требовать в моих владениях, – пророкотал он.

– И тем не менее – требую! – огрызнулся Кобзев. – Люди, о которых идет речь, – под моей рукой! – Он решил, что, если выражаться на местный манер, Бхаалейн поймет его лучше. – Это мои люди! Их бегство – позор для меня и нашего войска! А твои, владетель, подданные их укрывают и, хуже того, – сманивают!

– Разве твои воины – малые дети, что их можно сманить куском медовых сот? – с иронией осведомился владетель. – Разве они не вправе уйти из-под твоей руки, разве прикованы к ней цепями?

Кобзев скрипнул зубами.

– Они приносили присягу, – бросил он. – Или данное слово ничего не значит для владетеля?

Бхаалейн помрачнел.

– Если так, это тяжкий грех, – отозвался он. – Хотя, переводи его слова не Шойфет, а кто-то другой, они могли прозвучать иначе, промелькнуло в голове у Кобзева. – Но я по-прежнему не понимаю, какое касательство имеет к твоему делу Бхаалейн?

Возможно, упрямству владетеля и могла найтись причина в здешних невообразимых обычаях, но Кобзев и не собирался ее искать.

– Значит, – проговорил он угрожающе, – вы отказываетесь помочь нам?

– Ши, – промолвил Бхаалейн странным тоном, – ты утомляешь меня.

Он взмахнул рукой, и чародей в коричневом балахоне, всегда сопровождавший своего хозяина на встречах с пришельцами, подъехал поближе. Кобзев напрягся, но два колдуна только переглянулись пристально, и ведун в хламиде опять отступил.

– Ты желал встречи со среброруким, – все с той же интонацией выговорил владетель. Майор не сразу сообразил, что речь идет об императоре. – Твои слова причинили моему дому достаточно обид, чтобы эта встреча состоялась.

158